Вера Бабичева и Сергей Голомазов: Марш на сцену!
...Их называют самой красивой парой театральной Москвы. Он – культовый режиссер и худрук московского Театра на Малой Бронной Сергей Голомазов. Она – его муза, драматическая актриса, абсолютная звезда этой сцены Вера Бабичева. Они вместе 25 лет; он смотрит на нее с любовью и нежностью, смеется над ее шутками и очаровательным хулиганством. Оба преподают в РАТИ (ГИТИСе), вовлекая в свою орбиту новых и лучших людей. О Голомазове говорят, что он подарил Театру на Малой Бронной вторую, яркую и полную неожиданных открытий, жизнь. О ней – что нет человека более преданного этой сцене, чем Вера...
Вера, Сергей Анатольевич, новый сезон в театре открылся интересными постановками – расскажите о них.
Сергей: Первая премьера – спектакль «Васса» по пьесе М. Горького (первый вариант). Это интересная,
яркая, современная работа молодого режиссера Вячеслава Тыщука с Екатериной Дуровой в главной роли. Мне кажется, это такой дерзкий, современный спектакль, который не может оставлять равнодушным.
Следующая премьера – спектакль «Яма» – синтетический спектакль в постановке Егора Дружинина, очень известного пластического режиссера. В этом спектакле занято практически все среднее и все младшее поколение театра: премьера состоялась 17 октября, играем 6 и 28 ноября.
В ноябре я должен приступить к репетициям спектакля по пьесе Дэвида Линдси-Эйбера «Кроличья 
нора», в главной роли – Юлия Пересильд. Я рад, что Вера также будет занята в этом спектакле. Это замечательная пьеса о том, как воскресает и заново рождается человек. Примечательно, что ранее она никогда не ставилась в России. Планируется еще постановка шведской пьесы «Щека к щеке» Юнаса Гарделя и испанская пьеса «Деревья умирают стоя» Алехандро Касона, а кроме того, в феврале мы открываем малую сцену спектаклем по пьесе Ясмины Реза «Разговоры после погребения» в постановке Михаила Станкевича.
О Вас говорят, что Вы умеете из тысячи абитуриентов выбрать самые алмазы. Скажите, чем сладок преподавательский труд?
Вера: Да, иногда это удается, иногда не совсем... Это очень тяжелый труд – отбор, и тут опять работает интуиция Сергея Анатольевича. Иногда я убеждена в чем-то, а Сергей говорит «нет» – и потом оказывается прав. Правда, иногда бывает и наоборот.
Преподавательский труд сладок тем, что дает реальную возможность видеть то, что ты делаешь. Ты видишь, как приходит молодой, неопытный, иногда не очень образованный, иногда слишком образованный молодой человек или молодая девушка – и вдруг начинает раскрываться так, как сам от себя не ожидает и как мы не ожидаем. Изо дня в день, от курса к курсу, от спектакля к спектаклю ты вдруг видишь, как на твоих глазах рождается новый человек, новая личность – а это сегодня главное для артиста. Но есть, конечно, и много горечи, кроме сладости, потому что ученики, как и любые дети, дарят невероятную радость и невероятную неблагодарность.
Сергей: Чем сладок преподавательский труд?.. Во-первых, это интересно, это для меня труд свободный. И самое главное, я совершенно не мыслю для себя творческого труда без педагогики и без общения с молодыми людьми, для меня это – необходимое условие жизни.
ТОМ Голомазова – совершенно новое по своему формату в театральной жизни Москвы объединение. В чем особенность, необычность творческой группы?
Вера: О ТОМе* Голомазова я могу говорить бесконечно, потому что это реально мое дитя – ребята, молодые актеры, выпускники нашей мастерской в ГИТИСе за последние 17 лет придумали эту историю, они ее сами зарегистрировали, сделали официальной и поставили нас в известность. И мы, конечно, не могли их в этот момент не поддержать, не подхватить. И лично для меня это стало вызовом и главным делом в жизни, потому что я, наконец, проработав в театре очень много лет, оказываюсь в ситуации студийности, играю в этом студийном театре, вижу, что ребята сами пытаются это сохранить, и во мне это вызывает восторг.
Особенность прежде всего в том, что это все – ученики Сергея и мои, мы все из одной семьи, все одной крови. При том, что мы все очень разные, мы понимаем друг друга с полуслова.
Сергей: Уникальность этого творческого явления заключается в том, что это искреннее и очень 
активное движение снизу. Я в данном случае выступал в качестве папы, которому неожиданно для него самого сообщили, что у него родился ребенок. Это прекрасное событие. Здорово, что ребята объединились сами, самостоятельно, работая в разных театрах, опираясь на репертуар дипломных спектаклей.
Звездная труппа – это наслаждение для худрука или наказание? Вы не ревнуете своих артистов к кино или телевидению?
Сергей: Звездная труппа – это и наслаждение, и наказание. Начнем с наказания: для того, чтобы стать звездой, и для того, чтобы поддерживать этот статус, к сожалению, одной практики на сцене драматического театра маловато. Звезд, увы и ах, как это ни прискорбно для театра, но делает кинематограф. Для того чтобы стать звездой и поддерживать свой статус, надо много сниматься, чаще всего это происходит в ущерб работе актера в драматическом театре, поэтому приходится искать компромисс.
Наслаждение… Хорошо, если звездой становится высокопрофессиональный в высоком смысле этого слова актер, с которым работать – наслаждение. На звезду идет публика, и, конечно, участие звезды в театре зачастую решает какую-то часть проблемы, связанной с посещаемостью, потому что мы находимся в очень жесткой конкуренции с другими театрами и с другими форматами, в частности с кинематографом.
Что касается ревности – я не ревнивый человек. Я понимаю, что людям для того, чтобы развиваться, нужно где-то еще работать, ходить на сторону, я к этому отношусь совершенно спокойно. Ну иногда, когда актеры начинают с восторгом говорить о каком-то режиссере, с кем они встречаются в театре или вне театра... Появляется некое чувство тревоги, но это, наверное, сложно назвать ревностью. А вообще, мне ревность не свойственна, нет.
Что касается кинематографа и телевидения – недавно я снял фильм по замечательной книге, 
написанной удивительной женщиной Ириной Ясиной. По мотивам этой книги и основываясь на фактах биографии Ирины Ясиной, Лариса Максимова написала пьесу под названием «Центр тяжести». Мы эту пьесу адаптировали под сценарий и для канала «Культура» сняли часовой фильм, в ролях – Алена Бабенко, Вера, Евгения Симонова, я тоже снялся там в одной из ролей. Что из этого получится – посмотрим. Работали мы активно, почти агрессивно, как мне кажется, талантливо и очень честно. Впереди – пост-продакшн, монтаж, досъемка, доозвучка. Надеюсь, что до Нового года телезрители увидят этот фильм.
О Театре на Малой Бронной говорят, что молодым здесь особенная дорога – зеленый свет. Пытаетесь привлечь новое поколение зрителей?
Сергей: Да, безусловно – начиная от спектаклей для детей, утренников, заканчивая спектаклями «Формалин», «Яма», «Васса», «Белка», «Почтигород». Я считаю, что ориентироваться в принципе надо на будущее, на молодежь. Вот, например, 3 ноября в рамках московского проекта «Ночь искусств» мы устраиваем бесплатный показ спектакля «Белка», после которого состоится обсуждение с участием зрителей, создателей спектакля, артистов. Это будет интересно любому зрителю, и прежде всего – молодому.
Вера: Конечно, хочется, чтобы молодой зритель был везде – и в ТОМе Голомазова, и в Театре на Малой Бронной. А кого еще привлекать? Конечно, тех, кто будет развивать нашу жизнь в будущем, развивать культуру. Необходимо говорить с ними о том, что такое хорошо и что такое плохо. Мне кажется, это самое интересное – работать, когда в зале много зрителей, которые любят театр, а если среди них есть молодежь – вообще замечательно.
У вас есть уникальный спектакль «Особые люди». Расскажите, как он рождался.
Сергей: Это действительно уникальный проект, который создавался удивительными ребятами, 
удивительными людьми – нашими учениками. Летом они поехали волонтерами, наблюдателями, помощниками в лагерь, в котором встречаются семьи, где есть особые дети – с диагнозами «аутизм», «ДЦП» и «синдром Дауна». Они наблюдали за ними, записывали их диалоги, читали их письма. Александр Игнашов выступил в качестве человека, который собрал это все в некую единую пьесу, в которую были привнесены, в том числе, и личные наблюдения ребят.
Когда мне принесли эту пьесу и я ее прочитал, то, честно говоря, не очень понимал, как ее делать – ее делал один из режиссеров, мой ученик. Потом, когда мы посмотрели первую редакцию этого материала, мне показалось, что это все выступало в редакции некой такой буквальной сентиментальной сказки. Мне показалось, что это неверное решение материала, и мы, засучив рукава, начали придумывать новую версию спектакля, которая превратилась в некое документально-психологическое беспощадное исследование нашего отношения к людям, которые иначе думают, иначе живут, иначе мыслят. В результате у нас получился разговор не столько о медицинских проблемах особых людей, сколько о нашей неспособности услышать человека, который иначе живет, иначе мыслит.
Поэтому, мне кажется, спектакль даже вышел за границы размышлений о проблемах особых семей. И доказательством тому является какая-то совершенно удивительная, пронзительная, искренняя и очень человечная реакция зрителей. Это очень дорогой для нас проект, который очень нелегко нам дался. Мы играем его в замечательном пространстве Центра драматургии и режиссуры на Поварской, где сейчас работает Театр на Таганке, и нам предоставляют это помещение, за что мы очень благодарны.
Вера: Спекакль действительно уникальный, рождался он очень непросто. Сначала наши ТОМовцы Екатерина Дубакина и Артемий Николаев поехали на Валдай в лагерь для особых детей и их родителей, потом началась работа над пьесой – собирали тексты, дневники родителей, сказки самих детишек – и мы все заболели этой идеей, этой темой. Эти люди, с одной стороны, вызывают восхищение и уважение, а с другой – учат нас радости. У меня давно не было в окружении так много красивых, очень оптимистичных, радостных людей с таким чувством юмора, как эти особые люди – дети, родители. Они сейчас, наверное, – самые главные мои друзья, это правда. Играя в этом спектакле и видя в зале кого-то из Особых детей и их родителей, я думаю, что Господь нас на этот путь толкнул для нашего совершенствования, для совершенствования наших душ, сделал нас выше, чище, добрее. Для нас он особенный еще и этим.
Ваша пара – потрясающий пример того, как любовь делает из людей единомышленников. А как вы спорите, кто побеждает?
Вера: Дружба (смеется). Никто не побеждает. Нас не переспоришь.
Сергей: К сожалению, спорим, потому что так складывается жизнь, потому что люди творческие и 
эмоциональные зачастую не слышат друг друга. Когда в семье две индивидуальности – это всегда непросто, это требует определенной работы. Раньше спорили много, яростно, до скандалов. Сейчас я несколько повзрослел, стал, как мне кажется, чуть мудрее и понял, что спор – это вещь, не имеющая никакого отношения к поиску истины. Поэтому я пытаюсь в принципе этот формат диалога исключить. Полемика возможна, конечно. К сожалению, не всегда получается, переступая порог дома, забыть о проблемах, которые рядом с нами в театре, и я думаю, что это неправильно – дома надо о театре и о работе забывать. Но это проблема всех творческих семей. Когда встречаются два творческих человека – это, конечно, интересно, но надо понимать, что это не всегда праздник, это предполагает серьезную совместную работу. Рядом с личностью, рядом с индивидуальностью не всегда просто.
Сергей Анатольевич, читала, что Вы не смотрите на зрителей, когда идет Ваш спектакль. Почему?
Сергей: Да, это какие-то детские травмы, потому что я в оценках того, что зритель видит на сцене, вижу неприятие того, что я сделал. Это тяжело, непросто, да и, думаю, это свойственно всем людям. Думаю, что режиссер, который смотрит на зрителя во время того, как идет его спектакль – какой-то мазохист. И я думаю, что это совершенно нормально – это страх, страх провала, страх показаться глупым, неталантливым, неинтересным – такие банальные, заложенные где-то в детстве, рефлексы и рефлексии.
Вера: Отвечаю: потому что очень боится, волнуется, дико переживает. Сергей не только на зрителей 
не смотрит – он и на нас, артистов, не очень смотрит. Побывав в роли педагога и иногда сорежиссера Голомазова, я тоже с большим трудом смотрю – потому что исправить уже ничего нельзя, помочь нечем, а пожар идет по плану.
С кем вы дружите и кто для вашей семьи – авторитет или советчик, если есть?
Сергей: Я, может быть, покажусь нескромным: меня, конечно, интересует чужое мнение, и я иногда с трепетом прислушиваюсь к мнению людей умных, опытных, но в конечном счете мое личное индивидуальное ощущение является определяющим. Что касается дружбы – да, у меня есть профессиональная дружба в театре, но в принципе я, наверное, плохой друг: со мной очень сложно дружить – я постоянно занят, а дружба требует довольно серьезной работы, времени. Пару раз в жизни друзья меня не то что-бы предавали, а относились ко мне, скажем так, потребительски. Я не могу сказать, что очень верю в дружбу – стараюсь спокойно относиться к такому явлению, как дружба. Любовь – да, тут все чуть сложнее.
Вера: Я очень дружу с Голомазовым, и он очень дружит со мной. Вот, наверное, главный авторитет и советчик в нашей семье. Нет, у нас есть, конечно, друзья, но мы недостаточно уделяем им времени, просто потому, что гвремени нет. Наверное, мы мало даем своим друзьям, хотелось бы больше, потому что есть люди, которых мы очень любим.
Чему Вы лично еще собираетесь и мечтаете научиться?
Сергей: Играть на фортепиано, летать на самолете, английскому языку.
Вера: Я мечтаю научиться быть такой опорой Творческому объединению мастерских Голомазова, чтобы этот театр жил долгие годы – столько, сколько ему отведено. Это главное, чему я мечтаю научиться, это самое трудное – остальное, в общем, я уже умею. Готовлю хорошо (смеется).
Марина Петренко, Эля Закс
№11(40)ноябрь 2015
